А за кулисами Хайд и Джекилл пили виски на брудершафт...
Есть люди... Когда ты понимаешь что им больно или грустно, ты готов что угодно сделать, чтобы они улыбнулись, чтобы им стало легче. Ты готов перейти в брод Великую Руку, сыгрыть на скрипке, исполнить танец народа Татамма-ююмба, лишь бы у этого человека было все хорошо.
Искала картинку, а нашла это: Из книги Фредерика Бегбедера читать дальше Как странно... Я не знаю что со мной. И нынче под мерцающей луной, Я на тебя гляжу как в первый раз О чувствах я не в силах рассказать, Но ты волшебная история любви Которую хочу всю жизнь читать Вчера и завтра Нынче и всегда Ты истина моя Моя звезда. Ты словно ветер что заставил скрипки петь и вдаль уносит ароматы роз. Ты для меня мелодия любви танцуют звезды под нее меж дюн. Ты для меня запретная мечта Единственная боль Последняя надежда...
А за кулисами Хайд и Джекилл пили виски на брудершафт...
Есть моменты, когда нужно брать себя в руки, застегивать душу на все пуговицы и говорить то, что хочешь сказать, осознавая, что навряд ли это вызовет одобрение или даже улыбку. Но подругому просто нельзя. Хотя потом хочется спрятать глаза, смущенно начать теребить подол рубашки и сказать что-то вроде: "Я нехотела"... Мы часто жалеем о том что совершили. Да, верно, это избитая истина, но один человек на презрительную реплику: «Да это же избитая истина!» - обычно отвечал: «Некоторые истины нужно забивать насмерть». Чем я собственно и занимаюсь ; )
А за кулисами Хайд и Джекилл пили виски на брудершафт...
Мы не любим вмешиваться в дела окружающих нас людей, пусть даже самых близких. Потому что знаем, порой даже принося добро, мы причиним зло, и нити разорваных связей, эмоций, чувств могут очень больно ударить по нашим сердцам. Невмешательство нельзя осудить, потому что спасение утопающих дело рук самих утопающих, а мы еще и дорожим своей шкурой. Но все-таки, когда становится тошно смотреть на самих себя, вмешиваешься. На свой страх и риск говоришь, делашь, устраиваешь очные ставки или разрываешь сцепившихся соверников, дергаешь за нити спутанного узла, в тщетных попытках распутать, потому что нужно делать хоть что-то. Не просто смотреть. Делать. И плевать на то, что будет с тобой, потому что ты - в самую последнюю очередь, сейчас главное - они, люди. Всегда есть много путей. Не говори, что пути нет, не говори, что нет возможности, не говори, что ничего нельзя сделать. Ты врешь. Есть, есть, можно. Невмешательство нельзя судить, потому что порой нам кажется, что на самом деле мы ничего не можем поделать и в состоянии только смотреть, потому что не хватает сил даже отвернуться. Но даже при этом все равно можно сделать многое, даже просто говорить, независимо поддерживать, дружески держать за руку. Потому что не говори, что тебя нет. Ты есть.
А за кулисами Хайд и Джекилл пили виски на брудершафт...
Каждый из наших поступков ложится на наши плечи либо защитной кольчюгой либо тяжким грузом.... Когда ты спасаешь человека, он обязательно потом спасет тебя. Когда ты помогаешь кому-то, кто-то потом поможет тебе. Все в этом мире возвращается, добро и зло. И возможно, когда-нибудь те, за кого не пожалел живота, кинут ветки в костер твоей жизни и заствят Незваную Гостью остаться в тени. читать дальше Идем в поводу мимолетных желаний, Как дети, что ищут забавы, Последствия нынешних наших деяний Не пробуем даже представить. А после рыдаем в жестокой печали: "Судьба! Что ж ты сделала с нами!.." Забыв в ослепленье, как ей помогали Своими, своими руками.
За всякое дело придется ответить, Неправду не спрячешь в потемках: Сегодняшний грех через десять столетий Пребольно ударит потомка. А значит, не траться, на гневные речи, Впустую торгуясь с Богами, Коль сам посадил себе лихо на плечи Своими, своими руками.
Не жди от судьбы милосердных подачек И не удивляйся подвохам, Не жди, что от жалости кто-то заплачет, Дерись до последнего вздоха! И, может, твой внук, от далекого деда Сокрыт, отгорожен веками, Сумеет добиться хоть малой победы Своими, своими руками.
А за кулисами Хайд и Джекилл пили виски на брудершафт...
Есть люди, которые спасают других, держа в руках оружие. Есть люди, который спасают других держа за оружие слово. Первые искореняют сверну, вторые пытаюсь бороться с ней. Нет истины, какой путь почетней. Путь война, вырезшего до человека разбойничий лагерь, грабивший и убивавший людей, или ученый, после слов которого плохие люди одумывались и шли служить Добрым Богам? Отомстивший, убившему женщину или расправившийся с тоской, подаривший надежду? Кто-то идет под одному пути, отрицая другой. Кто-то судит иначе.
читать дальше Я всякое видел и думал, что знаю, как жить. Но мне объяснили: не тем я молился Богам. Я должен был жизнь на добро и любовь положить, А я предпочел разменять на отмщенье врагам.
Воздастся врагам, мне сказали. Не ты, так другой Над ними свершит приговор справедливой судьбы. А ты бы кому-то помог распроститься с тоской, Надежду узреть и о горе навеки забыть.
Ты грешен, сказали, ты книг золотых не читал. Ты только сражаться науку одну превзошел. Когда воцарится на этой земле Доброта, Такие, как ты, не воссядут за праздничный стол.
Чем Зло сокрушать, мне сказали, ты лучше беречь Свободы и правды крупицы в душе научись... Но те, на кого поднимал я свой мстительный меч, Уже не загубят ничью беззащитную жизнь.
Я буду смотреть издалека на пир мудрецов. Пир праведных душ, не замаранных черной виной. И тем буду счастлив, поскольку, в конце-то концов, Туда соберутся однажды спасенные мной.
А за кулисами Хайд и Джекилл пили виски на брудершафт...
Неслышные тени придут к твоему изголовью И станут решать, наделенные правом суда: Кого на широкой земле ты подаришь любовью? Какая над этой любовью родится звезда?
А ты, убаюкана тихим дыханием ночи, По-детски легко улыбнешься хорошему сну, Не зная, не ведая, что там тебе напророчат Пришедшие властно судить молодую весну.
И так беззащитно-доверчива будет улыбка, А сон - так хорош, что никто не посмеет мешать, И, дрогнув в смущенье, хозяйки полуночи зыбкой Судьбы приговор погодят над тобой оглашать.
А с чистого неба льет месяц свой свет серебристый, Снопы, и охапки, и полные горсти лучей, Черемуха клонит душистые пышные кисти, И звонко хохочет младенец - прозрачный ручей.
И что-то овеет от века бесстрастные лица, И в мягком сиянии чуда расступится тьма, И самая мудрая скажет: "Идемте, сестрицы. Пускай выбирает сама и решает сама".
А за кулисами Хайд и Джекилл пили виски на брудершафт...
- Он едва самого меня не свел с ума, доказывая мне, что меня нету! Но вы-то верите, что это действительно я? (Михаил Булгаков. «Мастер и Маргарита»)
Споры
читать дальше - Я дома! Она вешает на шкаф зонтик, снимает сапоги и убирает плащ и шкаф. Неспешно осматривает себя в зеркале, откидывает вьющиеся волосы за спину и проходит внутрь квартиры. - Эй, я дома! - Тише. Она удивлено останавливается в дверях кабинета. Он сидит за столом и азартно что-то печатает на компьютере. Почувствовав ее присутствие рядом, он одной рукой махнул, дескать, все в порядке, не волнуйся, сейчас освобожусь. Она пожимает плечами и уходит на кухню заваривать чай. Ополоснуть чайничек кипятком, засыпать ароматной заварки, добавить цветы шиповника и веточку барбариса, залить кипятком и оставить на столе настаиваться. Она расставляла на столе чашки и вазочки со сладостями, когда он появился в дверях. - Привет. – Он целует ее в макушку. – Прости, что сразу не отозвался. - Да, понимаю. – Она возвращает поцелуй, на этот раз в щеку и кивает ему на стол. – Давай чай пить. - Угум. У него взъерошены волосы, глаза лихорадочно блестят, пальца даже сейчас не могут найти покоя – он теребит длинную серьгу. Она знает, что он хочет ей рассказать что-то, но сам начать не решается. - Что там? - Ты не представляешь. – Тут же начинает он. – Зацепился языками с парнем в сети по поводу Богов, магии и иже с ней. - И что? – Уже по-настоящему заинтерисовано спрашивает она. - Ну у него была своя версия всего, не самая затертая, в современных кругах весьма актуальная. Ну… что-то там про космическую силу, Великое Знание и прочих белых лебедей… Парнишка забавный, молодой. Бросился мне доказывать верность своего учения, с правильной, стоит заметить, точки зрения. - А ты что? – Она вытаскивает из его волос застрявший лист. Снова гулял по парку, пытался белок покормить, и когда только успокоится? - Ну ты же знаешь, как называлась моя дипломная работа: «Влияние мировых и национальных религий на историю человечества». Она качает головой: - Бедный мальчик. - Нет, не бедный. – Он усмехается и почти залпом выпивает весь чай из чашки, вряд ли заметив вкуса. – Умненький и весьма психологически подкованный. Не то, что какие-то религиозные фанатики, с ними у меня разговор короткий, знаешь. - Знаю. И когда ты терпению научишься, горе мое? – Она подпирает щеку ладонью и задумчиво смотрит на него. Вопрос давно перешел в разряд риторических, и на ответ она даже не надеется. - Ну, знаешь, одно дело спорить так, насчет Великого и всего такого, когда сам не уверен в правильности или неправильности суждения оппонента. – Он тряхнул головой, и отросшие пряди закрыли лицо. – И совсем другое, когда зарвавшиеся молокососы со своей верой пытаюсь меня же убедить в том, что других Богов кроме ихнего нет, не было и не будет. А ведь говорил Перун, коль хороший новый Бог, то можно и ему столб среди наших поставить, а за плохим люди не идут. А эти фанатики бегают со своей идеей, потом голова целый день болит. - Ну ладно, успокойся. – Он встает за его спиной и гладит его волосы. – Мальчик же тебе с его суждением понравился? - Понравился. Жил бы он пораньше, можно было бы нашим жрецом его сделать, знаешь же поговорку: «Хочешь сделать невозможное - переспорь жреца». А сейчас пусть в своем учении живет, коль верит. Она улыбается и уводит его в комнату. Усаживает на диван и только тут, спохватившись, вытаскивает из кармана мятый конверт. - Кстати, тебе письмо от Ар пришло, она спрашивает как в здешних местах насчет охоты? - Вот ведь, непоседа. Сколько веков прошло, а она все об одном. – Он смеется и махает рукой. – Ладно, напиши, что нормально. И заодно свяжись с Ди и Паном, у меня на работе скоро праздник собирается, без них никак. - Ладно, свяжусь. Ты давай спи, горе мое. - Я твое счастье, между прочим. – Он вытягивается на диване и довольно щурится, как наевшийся кот. – Это девчонки твое горе, сколько с ними не говоришь, все на горы смотрят. А ведь объяснял, что переезд дело долгое и хлопотное. А дай им волю, хоть сейчас в палатках на вершине жить будут. - Не будут. Они же знают, в горах всегда холодно. - Угу, кто бы это горам сказал. – Он зевает. - Спи, а то усыплю. – Он грозит ему пальцем, а он смеется. Через несколько минут она сядет за стол и напишет несколько писем. До сих пор, не признавая электронного общения, она продолжает пользоваться бумагой, о чем никогда не жалеет. Письма попадут к адресатам, и Артемида начнет собирать вещи, Дионис торопить своих медоваров, а Пан пойдет отсыпаться перед очередной пирушкой. Гера же посмотрит на спящего мужа и тихонько уйдет в кабинет, писать очередную книгу, хотя и предыдущая до сих пор не закончена.
А за кулисами Хайд и Джекилл пили виски на брудершафт...
Есть притча: читать дальшеДемиурги Шамбамбукли и Мазукта сидели на большом удобном облаке и наблюдали за сражением внизу. -Ух!- воскликнул Мазукта.- Смотри, смотри, конница выходит из резерва! А черные выдвигают слонов! До чего же красивая комбинация! -Я не очень люблю подобные зрелища,- признался Шамбамбукли.- Но да, ты прав, действительно впечатляет. -А вон белая королева удирает через всё поле! Пошла пехота. -Да, вижу,- Шамбамбукли поднес к глазам театральный бинокль.- Лошадь бьёт слона, кто бы мог подумать... Снизу доносились боевые крики и звяканье оружия. -А что они кричат?- прислушался Шамбамбукли.- Кто этот Хухет, во имя которого они идут в бой? -Одно из моих имён,- небрежно отозвался Мазукта.- Так меня называют черные. -Ясно. А кто такой Кирмеш, за которого бьются белые? -Тоже я. У меня этих имён... -Погоди!- Шамбамбукли поднял руку.- Я не понял, и те и другие веруют в тебя?! -Ну да. Других богов в этом мире вообще нет, я, ты знаешь, не люблю конкуренции. -А почему же они тогда воюют? -Почему?..- Мазукта задумался.- Ну, скажем так. Потому что одни называют меня Хухетом, а другие Кирмешем. -Но это ведь одно и то же! -Не-а,- Мазукта помотал головой.- Разница огромная. Хотя, конечно, и то, и другое - я. Но с разных точек зрения, понимаешь? -Понимаю. А почему ты им не объяснишь, что ты один, и других не существует? -В этом мире,- уточнил Мазукта. -В этом мире,- кивнул Шамбамбукли.- Почему? -Да я пытался объяснить,- вздохнул Мазукта.- Приходил и к тем, и к этим, увещевал, втолковывал... Этим сказал, что нет никого, кроме Хухета, тем - что Кирмеш един. Сам видишь, что получилось. Демиурги вновь посмотрели вниз. На поле шло великое сражение. Белые и черные отстаивали постулаты своей веры.
Есть мое мнение к ней:читать дальше Бог мог прийти к каждому из народов и сказать, что да, правда в двух богах, или что он один бог с двумя лицами, или наговорить еще много глупостей, в которые так верят люди, но чтобы два анарода воссоединились. Но он не подумал... как человечно... Напоминает итигулов Волкодава. Оба народа чтили свою Правду и лили кровь, пока не вмешались Боги, точнее Мать Богов...
Не флешмоб, но зацепило от Toshi Deyama "Я отнюдь не страдаю раздвоением личности, но в моей комнате явно живут 2 человека.. Это подтверждается наличием утром 2-х чашек из под чая возле компа, кучи одежды, которой явно хватило одеться бы 2-м человекам.. В конце концов у меня практически 2-х местный диван! Тоже явно покупался на 2-х... Интересно - кто же этот 2-й? "
А за кулисами Хайд и Джекилл пили виски на брудершафт...
Знаешь, у нас в Питере осень, погода такая хорошая, сезон дождей начался. В парках земля усыпанна рыжими опавшими листьями, из которым можно плести венки или просто собирать их. Я люблю осенние листья, но никак не могу найти время и возможность собрать хоть парочку. Вот я и подумала, может приедешь, поможешь? А я тебя настоящий кубинским кофе угощу.
* * * Я пишу о любви. О любви я не знаю ни слова. Осень вальсом кружит меж бесстыдно облезших берез. Осень тихо поет, почти плачет меж веток сосновых, Каждой нотой своей, убеждая, что все не всерьез.
Я пишу о любви. Я без счета чернил и бумаги Извожу в никуда, не умея закончить строки. Сквозь сибирский туман, по брусчатке безоблачной Праги Я бегу от себя – осень глухо разносит шаги.
Пелионской горой – моей жизни последняя веха. Одиссея безумия тоже подходит к концу. Я иду по страницам… я просто ищу человека. Дождь тихонько шуршит, дождь стекает водой по лицу.
Я не знаю, зачем за перо берусь – снова и снова, Вывожу вензеля и картинки непрожитых грез. Я пишу о любви… о любви я не знаю ни слова. Моя осень со мной. И мы знаем, что все – не всерьез.
А за кулисами Хайд и Джекилл пили виски на брудершафт...
Осень - это время сгоревших плащев, слетевших масок и потеряных шляп. Когда ты предстаешь перед своим собственным зеркалом и впервые за весь год можешь уловить тень отражения. И что-то еще.
А за кулисами Хайд и Джекилл пили виски на брудершафт...
Так... делаю английский, слушаю и смотрю мюзикл "Ромео и Джульета" и думаю над рассказом ...
рабочее Что есть точно так же взять семью, с молодой девушкой (возраст определить от 17 до 20) которую мать/отец/няня уговаривают выбрать себе жениха. Говорят о смысле жизин, о том, что какая это жизнь, если ты не была на пути к алтарю... И девушка слушает. Но кое-какие зачатки сомнений у нее уже появляются, потому что она хочет слишком много от жизни такого, чего не даст замужество... Мир определись как позднее среднивековье, то есть на улицах уже более-менее чисто, а вот нравы все те же... Можно позже добавить балл или приезд гостей, на котором девушка говорит с каким-нибудь человеком и тот замечает что в мире есть очень много интересного, достаточно просто выехать из города... Пусть это будет путешственник... он или она, но лучше она... Так... А дальше действие, преставление жениху ( не староиму, молодому, красивому, успешному) и полное осознание того, что если она пойдет к алтарю, это подрежет ей крылья. Разгоовор с мамой/отцом/няней результата не дал, она должна выйти замуж. И тогда, переодевшись в мужское или служанское платье она бежит куда-.... нибудь... А вот дальше... можно сделать временной обрыв, то есть без описания чего-либо... Или написать что она встретила помощь (он/она/они/оно) и обрыв делать дальше... А после обрыва можно писать что угодно... Но с этой же девушкой в ролях.... Вот какие творческие идеи возникаеют в голове, когда переводишь текст по образованию в Америке и смотришь мюзикл Ромео и Джульета))) Что думаете?