И вот кусочек оттуда. Неумелое, но искоренее объяснение.
Сначала Гермиона танцует будто бы неохотно. Просто шагает, не совершая никаких лишних движений, просто танцует, без особого огонька, упрямится, проявляет характер. Но что-то в этих сильных руках, в этом напряженном взгляде, в резких движениях заставляет ее сдаться. Уронить к ногам щит упрямства и гордости, с невероятным вздохом облегчения спрятать лицо у него на плече.
Как бы женщина не радела за свою свободу и самостоятельность, иногда нужно просто прийти к ней и сказать: «Ты моя». Это лучше любых слов, любых попыток вызвать ревность, разобраться в чувствах, любых объяснений и споров. Лучше любых дешевых дамских романов, в которых описываются глупые попытки обоих уязвить друг друга, показать свою власть над другими, проявить пренебрежение, когда на самом деле оба хотят примирения.
Поэтому иногда лучше просто прийти и проявить свою волю.
Второе имя Ричарда не зря было – Лев. Он знал, когда нужно просто прийти и сделать, а не расплываться долгой мыслью по древу. Да, он все еще обижался на Гермиону, но шестым чувством понимал, что если они не помирятся сегодня, то будут морочить друг другу голову еще очень долго. И он знал, что она, со своим стойким характером и рациональным видением мира, тоже больше приемлет действия, а не слова.
Поэтому он вмешался в их с Даниилом танец. Поэтому он теперь сам танцевал с ней, чуть крепче нужного сжимая ее руку, не говоря ни слова, но в движениях проявляя свое недовольство всем тем, что происходило. А она слушалась, следовала за ним, повторяла за ним, шла за ним. С большим желанием, чем несколько минут назад пыталась переупрямить его. И пусть то, что происходило сейчас мало походило на примирение, но это было проявление с обеих сторон воли: «Я никуда тебя не отпущу», «Да, никуда меня не отпускай».
Этого могло бы хватить, если бы не странное чувство в груди, которое стесняло Гермионе дыхание. Да, они могли потом поговорить и разобраться и уже полностью простить, но… до этого все равно могло бы много чего случиться.
Поэтому, когда смолкла музыка, и Ричард сделал шаг назад, чтобы что-то сказать, что-то сделать или просто уйти, Гермиона шагнула следом, прижалась к нему и поцеловала, крепко обхватил парня за шею. Поцеловала, одновременно прося прощения, высказывая свое волнение, рассказывая о переживаниях и плача от усталости. Поцеловала, переступив через свою гордость, через собственные принципы и обиды.
Все-таки она тоже была с львиного факультета.
А вот вообще описанная в этой главе ситуация: