[Alexandera]

Это кусочки из моего самого любимого фика по ГП. Подобному ему я еще ни разу не читала. Здесь и война и любовь и страсть.
Рейтинг: R
прейринг: ГГ\ДМ

Впрочем, сегодня в ней есть что-то помимо издевки. Жалость. Не снисходительная, унижающая, а какая-то теплая, заботливая. И прежде чем он притягивает ее к себе, она успевает подумать, какой же это несусветный бред – Малфой и забота. Это последнее из относительно разумного, что мелькает в голове, потому что нервы сдают бесповоротно и она, не в силах сдерживать истеричные рыдания, утыкается ему в плечо так доверчиво, что Драко забывает, как дышать. А потом гладит ее по спутанным волосам и шепчет что-то неразборчивое, прикидывая, кто из них двоих здесь сошел с ума. Что-то тревожит его. Это не обычная истерика, это не просто сдавшие нервы, это даже не ужас от его близости. Сквозь всхлипы, больше походящие на хриплые стоны, он разбирает одну фразу, которая повторяется чаще других. «Я не хочу умирать! Не хочу!» - шепчет она сорванным голосом, значит, его догадка верна. Он легонько встряхивает ее, заставляя поднять залитое слезами лицо.
- Не сейчас, Грейнджер, - очень серьезно говорит он, внимательно глядя в ее расширенные до предела зрачки. – Твоя очередь еще не подошла.
Из ее глаз смотрит на него время.


Им по семнадцать или около того. У них морщины у глаз и в уголках губ. Их пальцы пропахли гарью, и это не от котлов Снейпа. Их руки вечно в земле, и это не из-за занятий в лесу с Хагридом. На их ладонях мозоли, и это не от квиддичных метел. Их девочки редко носят юбки и смеются. И уже очень давно совсем не стесняются дарить поцелуи.

Она все та же. Открыто ходит по Хогвартсу, гордо подняв голову. Сидит в библиотеке до темноты, пользуясь положением старосты. Раньше всех, по старой привычке, тянет руку, отвечая на любой вопрос и зарабатывая баллы для своего факультета.
Она изменилась. В ее глазах все чаще и чаще вспыхивают озорные огоньки, все чаще и чаще в гриффиндорской гостиной можно услышать ее заливистый смех, все чаще и чаще она украдкой пробирается в спальню под утро, осторожно скользя между кроватями подруг.
И они тянутся к ней. Все, кто остался, кто еще может бороться, тянутся к Гермионе Грейнджер, как к лучику надежды, пробивающемуся сквозь дым и копоть войны. Она находит время для всех. Лаванда с Парвати спят в ее постели все особенно страшные ночи, которых теперь так много. Они знают, Гермиона обязательно скажет то, что заставит первую поверить, - будет время для балов и красивых платьев, которые похвалит ее мама, вновь способная видеть, а вторую, - что убийство ее родителей и сестры не буде забыто и не останется безнаказанным. Она успокоит малышей, которых в последние два года так мало в школе. Она подставит колени под голову Шеймуса Финнигана и не скажет, что увидела в волосах очередной седой волос. Кажется, что она снова нашла где-то маховик времени и ухитряется быть одновременно в нескольких местах. Везде, где она может помочь, где может облегчить чужую боль, развеять чужой страх, чтобы ... не поддаваться своему … А под вечер, когда на счастье не остается сил, когда начинает шататься внутренний стержень ее уверенности, она идет туда, где на сквозном ветру самой холодной башни школьного замка ее ждет высокий светловолосый парень с насмешливым хрипловатым голосом.



- Не судьба, Грейнджер, - шепчет он ей в спину с такой тоской, что у нее заходится сердце. – И не в моих силах изменить это.
- А судьбы нет, Малфой, - устало говорит она, оборачиваясь от двери.
В его глазах столько отчаянья, столько боли, что она забывает обо всем и хочет лишь одного – обнять его, стиснуть глупую белокурую голову и прогнать прочь все, что может помешать им. Хочет, но не двигается с места. Это - не ее игра.
- Судьбу придумали слабаки. Когда кто-то становится ближе к тебе, и ты впускаешь этого кого-то в себя, он прорастает там, остается с тобой, так или иначе, дарит тебе себя. И не стесняется брать твой подарок. Есть ты, Малфой, и есть я. И больше никого. Так как ты думаешь, кто вправе решать, будем ли мы. Кто, кроме нас?
Она смотрит на него спокойно, не отводя глаз, в которых нет мольбы. Он молчит, нервно кусая губы. Потом отворачивается к окну, и лишь затихающий стук ее каблуков по лестнице напоминает о том, что еще пару минут назад в этой комнате было счастье...


- Какого цвета твое счастье, Малфой?

Он сидит на своем любимом месте напротив окна, привалившись к стене. Выпускает струю дыма, пронизывая аккуратные колечки. Глаза полуприкрыты, но этого достаточно для того, чтобы видеть ее тонкую фигуру напротив, волосы, в которых путаются последние лучики заходящего солнца, скрещенные на груди руки. Она не улыбается, задавая свой вопрос, для нее все это почему-то важно.

- Малфой?

Он молчит, не отрывая от нее глаз. Сейчас она удивительна. Чуть напряженное лицо, прикушенная в ожидании ответа губа, склоненная на бок голова и отблески заката, превращающего ее в фею из его старой детской книги.

Какого цвета его счастье? Он не может ответить, потому что оно слишком разное и для такого еще не придумали в палитре названия. Цвета золотого снитча, который он когда-то держал в руке на тренировках. Цвета черных глаз его филина с посылкой из дома. Цвета шелковых серебристых простыней в его спальне. Цвета зеленой молодой травы у озера. Цвета оранжевых искорок костра откуда-то со стороны огорода Хагрида. Его счастье цвета вот этого бледно-розового заката в ее каштановых волосах, цвета черно-белой клетки ее простой школьной юбки под мантией. Ее цвета. Красного, каштанового, темно-коричневого. Цвета корицы в горячем утреннем шоколаде. Цвета бежевой коры молодых деревьев. Цвета теплоты ее тела, которое он сжимает в руках. Цвета протяжности ее стонов, когда он целует ее. Теперь никто не запрещает и он дотрагивается до нее постоянно, чтобы проверить – здесь ли, не мерещится ли.


- Грейнджер, - шепчет он, проводя пальцами по губам. – Пора вставать…
Она открывает глаза. За окном давно ночь. В его руках тепло и уютно. Серые глаза смотрят внимательно, настороженно, как всегда, когда она просыпается рядом с ним.
- Перестань, - шепчет она в ответ. – Перестань ждать, что я о чем-нибудь пожалею.

Он лишь усмехается, глядя в ее пылающие глаза. Усмехается и вытаскивает очередную коробку со сладостями из Хогсмита. Ему нравится наблюдать, как из строгой учительницы она превращается в большого ребенка, дорвавшегося до чего-то запретного.
- Сладкое - зло, Грейнджер, - насмешливо цедит он, небрежно опираясь на стену.
- Тогда перестань носить мне конфеты!
- Не могу, я слишком вредный для этого.

«Малфой!»
Гул голосов прокатывается по Большому Залу, когда она вскакивает из-за стола, опрокидывая на себя стакан с тыквенным соком, и, прижимая руки к груди, стоит, пока он медленно, прихрамывая, идет к своему столу. Стоит на глазах у четырех факультетов, под перекрестным огнем взглядом друзей и врагов. Стоит, не пряча слез и счастливой улыбки, стоит вопреки всем и самой себе. Стоит его маяком, его щитом, его опорой. Стоит ради него. Ради себя. Ради них.
И в сердце у Драко теплеет...