Он медлено идет по мосту, задумчиво раскуривая пятую за день сигарету. Ботинки отстукивают пок амням свою замысловатый ритм, расстегнутая плащ-куртка немного колышется на ветру. Ему нет дело ни до кого, ни до парочки, идущей на встречу, ни до голубей, сидящих на перилах, ни до своей тени, скользящей за ним по пятам.
Он идет неспешным шагом увереного в себе, но не в мире человека. Он уже давно понял, что увереность в мире - приговор и для того, кто верит и для мира. Увереность в чем-то постояном - это невозможность чудес, а он любит чудеса. Собственно кроме них у него ничего и нет.
Сигарета полностью выкурена, поэтому он выбрасыват ее в урну, около перил и идет дальше. Под его ногами проносятся камни, асфальт, земля и снова камни.
Он никогда не верил, тому что говорят люди. Он жил для себя, и делал все чтобы жить, но не жил, чтобы что-нибудь делать. Он любил улицу, но ненавидел запертость в стенах, откуда ведет одна единственная дверь и много-много окон. Окна, впрочем, он тоже любил. Окно ведь есть вещь приспособленная чтобы смотреть сквозь нее.

Он любил гулять,
но любил также замереть на месте.

Жить для него было единственным способом
избежать смерти. А чудеса - единственой возможностью не захотеть ее.
Лица людей искажались в немпонимании, страхе и тайной надежды,

когда он говорил с ними.
Он шел и шел по по мосту и мял в руках очередную сигарету. Наступал вечер. Солнце медленно садилось за горизонт, и вступала в свои права Луна.
Он дошел до конца моста, перешол дорогу и завернул за угол. Больше его не было видно.