Войну в некоторых ее проявления я видела только в фильмах, в книгах, в стихах и прочих произведениях. Но... но...
В общем, вы можете просмотреть эти кусочки из ненаписаной книги, оценить, сказать не многовтао ли пафоса или еще чего-нибудь, дать оценку и сказать стоит ли игра свечь, а Париж мессы?
вот собственно оно.разнарядка такая. Это фэнтезийный мир и одно королевство напало на другое. Регулярную армию перебросили на границу, а городах объявлен призыв всех способных и желающих воевать... когда свои уходят на войну"Я поймала его у самых ворот. Он шел, закинув сумку за спину и низко понурив голову. Позади, в общей толпе народа я видела лица его матери и сестры.
- Джон.
Он обернулся.
- Я пришла… хотела… проводить…
- Элион. – С какой-то нежностью выговорил он, делая шаг в мою сторону, выходя из ряда идущих к воротам людей. – Ты все-таки пришла.
- Как я могла не прийти?
Мы стоим под ветвями молодой яблони и держимся за руки. Вдруг Джон выпускает мою руку и вытаскивает из кармана своей куртки что-то на красном шнурке. Кладет это в мою ладонь, сжав пальцы.
- Вот, возьми. Ты ведь хотела такой.
В моей ладони оказалось что-то холодное. Я медленно разжала пальцы. Медальон. Квадрат, треугольник и ромб. Руны, в тот раз никак не хотевшие складываться в слова, сейчас сами говорили о своем смысле. «Власть умирает, когда приходит Любовь. Любовь возрождается только из пепла Надежды. Надежда и Вера идут босиком на песок. Песок – это время. Оно для нас бесконечно». Джон потянул за красные концы шнурка и завязал его у меня на шее. Холодный металл почему-то с жаром коснулся кожи.
- Джон… - слов не находилось. Я просто не знала, что сказать тому, кто внезапно стал дороже всех на свете.
- Я люблю тебя, Элион.
Он привлек меня к себе и обнял, крепко сжав руки.
Мы долго стояли там, на этой проклятой Богами улице, в это проклятое Богами утро, когда столько людей вынужденных терять тех, кого любят, тех, кто дороже жизни. Будь проклят этот день, будь проклята эта война. Будь проклята за то, что забираешь то, что я только успела найти. Будь проклята…
Мои дрожащие руки поднялись и развязали красную нить на шее. Не ту что повесил Джон, а другую. Мою. С моим Именем. Моя Звезда тускло блеснула в свете встающего солнца. Я протянула руки и завязала нить на шее Джона.
…И будьте благословенны те, кто все-таки уходят. Будьте благословенны словами и слезами матерей, сестер, подруг. Они будут вас ждать.
И я. Буду.
- Обещай вернуться. Обещай.
Крепкая ладонь сжала пальцы. Сухие губы коснулись виска.
- Вернусь.
- Наклонись. – Он послушно наклонился. Мои губы коснулись его лба. – Помни свое обещание. И не теряй мой знак.
- А ты не теряй мой.
- Не потеряю.
Он сделал шаг назад, туда, где уже собирались мужчины, парни, мальчишки. Моя рука задержалось в его ладони.
- Я люблю тебя, Джон.
Он улыбнулся одними глазами и, развернувшись, направился к своим будущим братьям. Я развернулась и пошла домой.
Ты была права старая ведьма. И я последую твоему совету. Не потеряю и не забуду.
У ворот городской ратуши меня поймала Кристина. Ее глаза теперь были красными, плечи поникли, а волосы, раньше светившиеся огнем, потускнели. У Кристины был брат несколько моложе ее, что не помешало ему отправиться добровольцем. Вместе с отцом.
Дальше мы шли вместе.
- Проходи.
Я распахнула калитку, и мы вошли в мой дом. Ни мамы, ни брата не было, и мы спокойно прошли на кухню. Я молча разогрела воды, ссыпала туда листья валерианы и разлила по двум кружкам.
- Пей.
- Спасибо.
Через пять минут, когда кружки наполнились во второй раз, Кристь спросила:
- Как ты думаешь, что будет дальше?
Я чуть не ляпнула привычное: «Не знаю».
- Скорее всего, из города нам придется уехать. Он не так далеко от границы как хотелось бы.
- Да. Как только объявят о наступлении и преодолении Синей Шпалы , мать начнет собирать вещи. Думаю и твоя тоже.
- Да. Только не представляю, куда мы двинемся? В столицу или к побережью?
- Не знаю.
- И я не знаю. Да и не важно все это.
Мы помолчали.
- А я брату охранку с собой дала. У колдуньи с базара взяла, она даже денег не попросила.
- Ага.
На стене грустно отсчитывали время часы.
- Пора мне. Мама, наверное, вернулась.
- Хорошо. Пока.
Вечером мы с ней снова встретились. Я пошла на последние в городе посиделки. Больше их не будет. Так решила Старая Гани. Она сказала, что будет рада видеть нас в любой момент, но посиделок в Доме больше не должно быть. Не с кем пока сидеть. Это «пока», сказанное ей с твердой уверенностью – обнадеживало.
Несмотря ни на что, в зале были непривычно шумно. Девушки и парни по каким-то причинам не попавшие в войска, о чем-то договаривались, перешептывались, болтали. Старая Гани, обнесла всех медовухой и вручила лютню засмущавшемуся Шейму. Из-за слепоты Шейм не мог пойти на войну, хотя, как говорят, очень рвался. Его сестра все-таки сумела удержать его рядом с семьей и даже теперь сидела рядом и держала брата за руку. Когда первые звуки музыки разнеслись по воздуху, все замолчали. Разбрелись по лавкам, начали греть в руках медовуху и прислушивались к мелодии, вылетающей из-под рук Шейма.
- Я хотел бы спеть песню про этот Дом, где мы так часто собирались. И… я очень хочу, чтобы мы собирались тут и вновь.
Дом друзей, куда можно зайти безо всякого,
Где и с горя и с радости ты ночевал,
Где всегда приютят и всегда одинаково,
Под шумок, чем найдут, угостят наповал.
Где тебе самому руку стиснут до хруста,
А подарок твой в угол засунут, как хлам;
Где бывает и густо, бывает и пусто,
Чего нет – того нет, а что есть – пополам.
Дом друзей, где удач твоих вовсе не ценят
И где счет неудачам твоим не ведут;
Где, пока не изменишься сам, - не изменят,
Что бы ни было – бровью не поведут!
Где, пока не расскажешь, допросов не будет,
Но попросишь суда – прям, как штык, будет суд;
Где за дерзость – простят, а за трусость – засудят,
И того, чтобы нос задирал – не снесут!
Дом друзей – в нем свои есть заботы, потери –
Он в войну и вдовством и с сиротским знаком,
Но в нем горю чужому открыты все двери,
А свое, молчаливое, - век под замком.
Сколько раз в твоей жизни при непогоде
Он тебя пригревал – этот дом, сколько раз
Он бывал на житейском большом переходе
Как энзе – как неприкосновенный запас!
Дом друзей! Чем ему оплатить за щедроты?
Всей любовью своей или памятью всей?
Или проще – чтоб не был в долгу у него ты,
Сделать собственный дом тоже домом друзей?
Я хотел посвятить это стихотворение
Той семье, что сейчас у меня на устах,
Но боюсь, - там рассердятся за посвящение,
А узнать себя – верно, узнают и так! "в городе"Город стоит недалеко от границы и поэтому его превращают в загородительный бастион, а мы живем спокойно еще несколько недель и дней. Наши мужчины ушли в специальные подготовительные лагеря, где их научат обращаться с оружием, а на стенах нашего города теперь стоят воины с чужими лицами. Я часто хожу мимо казарм и поневоле замечаю, как они оглядываются на прохожих, силясь заметить знакомых. Это опытные воины и жители Хоффол и Шоттерма, которые прошли обучение военной подготовкой несколько раньше или давно уже носили на воротах красные полоски .
Первое время к ним опасаются подходить, но потом эта стена отчуждения рушится. Матери и бабушки приносят им хлеб из своих печей и ласково называют сынками, молодые девушки дарят им улыбки и короткие взгляды, дескать, все в порядке, мы еще живы. Даже те, кто проводили из города своих, и то, часто сидят в казармах, потому что знают - кроме них некому.
Мы знаем, что пока на войне затишье. Но это затишье перед бурей. Поэтому уже многие тайком от других собирают сундуки и покупают овес для лошадей. Тайно потому что нельзя создаваться панику. Поэтому на улице часто можно видеть улыбки и робкие смешки, в то время как в домах стоит непривычная тишина и матери больше не ругают своих дочерей. Не за что.
Каждый ищет себе работы. Такую чтобы можно было занять руки и голову и не думать не о чем. Поэтому, когда ко мне приходит Кристина с предложением поработать в оружейных при казарме, я радостно вскакиваю и без раздумий соглашаюсь.
Дело, к которому привлекли всех желающих девушек, имеющих ловкие пальцы, заключалось в оснастке стрел. Мы с утра до вечера сидим в душном помещении под окнами, из которых льется солнечный свет, и работаем. А по вечерам нас провожают до домов эти воины, а мы в ответ дарим им свои улыбки и прикосновения рук. ""
на войне- Как будто я не жду!? Вот только одно дело сидеть и ждать, а друго дело – идтина войну и помогать чужим парням, чужим женихам и мужьям. Вытаскивать практичеси из могилы чужих любимых! И не знать жив ли еще свой! – Мой голос сорвался на крик.
Кухарка замолчала испугано глядя на меня.
- Извините... я не... знала...
- Какая разница? – Я устало махнула рукой и вышла из комнаты. Воины молча провожали меня глазами.
Выйдя на свежий воздух, я нервно рассмеялась и прислонилась к стене. Холодный воздух стеганул по голым рукам и лицу.
- Замерзнешь ведь. – Мне на плечи лег чей-то плащ. Я обернулась. Черноволосый воин устало смотрел на меня.
- Теперь нет. – Я улыбнулась.
- Где твой сейчас?
- На севере. Он из подвижного отряда, так же как и ты. Вчера на востоке, завтра на севере...
- Письмо когда слал послений раз?
- Написал месяц назад, в ящике оно у меня лежит уже неделю.
- Как там у них на севере?
- Таосийцы осторожничают. Посылают развед отряды.
- Как и здесь. Ладно, Эли, пойдем отдыхать – завтра снова в путь. Кстати, - он хитро прищурился, - командование отправляет нас на север, так что доставай серьги.
Он приобнял меня за плечи и мы вернулись в тепло дома. Поднялись на второой этаж и он толнул дверь своей комнаты.
- Ты можешь вымыться в бадье. – Он указал рукой. – Чистые полотенца и рубашки у меня в сундуке. Я пока схож вниз, принесу поесть.
-Спасибо, Монах.
Он вышел, я тут же залезла в бадью и наскоро смыла с себя грязь. Облачившись в длинную мужскую рубашку я уселась за стол лицом к окну. Вскоре вернулся Черный Манах с двумя мисками похлебки.
- Держи. Другого ничего не оказалось.
- Я и не расчитывала на деликатесы.""
о судьбе- Понимаешь, это судьба, ты ничего не мог сделать.
- Нет, ты объясни мне, почему такие люди уходят и кому это нужно? Зачем?
- От судьбы не уйдешь.
- А судьбы нет, - устало говорит он.
В его глазах столько отчаянья, столько боли, что я забываю обо всем и хочу лишь одного – обнять его, стиснуть глупую белокурую голову и прогнать прочь все, что может помешать нам. Хочу, но не двигаюсь с места. Это - не моя игра.
- Судьбу придумали слабаки. "сестра больницы"- Сестричка, передай письмо…
- Передай, сестричка.
- Анни, они на Пяти Озерах сейчас.
- В Анжир, там знают…
- передай, сестричка, передай…"
-
-
04.07.2008 в 18:11Хотя конечно появлялись свои мысли по ходу чтения (что там... как там...), но не отвлекали, скорее наоборот разжигали аппетит.
Некоторые "огрызки" очень заинтересовали (например про судьбу говорящий. С удовольствием узнал бы про него побольше).
з.ы. в окончании хотелось бы сказать "не попробовав не узнаешь точно"
к тому же..... а что такое пафос?
Единственное откровенно резанувшее глаза - это НЗ в песне. Но как говорится из песни слов не выкинешь.
-
-
04.07.2008 в 19:34А про судьбу, это не совсем мое. В эту книгу я вставляю кусочки текста одного фанфика, с разрешения автора, разумеется.
-
-
05.07.2008 в 23:29Возникает закономерный вопрос "а с какой целью ты пишешь это"? Ну вот этот рассказ.
Для себя? для героев рассказа? или для других?
и если для других то для кого именно? читателей? рецензистов? кого-то другого?
подумай... это полезно...
от ответа и будет зависеть дальнейшее продвижение.
-
-
05.07.2008 в 23:35-
-
06.07.2008 в 20:08сгодится на что или нет решать только тебе. Мое дело предложить ознакомиться
вот этово
сгодится?
-
-
06.07.2008 в 21:17кхм... "Писать - это удел безрассудных или дураков. Дураки они мало читали и не знают, что писать можно хорошо, а прочие… Тоже небольшого ума, раз решили положить свою Жизнь на какие-то буквочки и крючочки"... почему-то вспомнилось потрясное (для меня) стихотворение, а точнее его крайнее четверостишие, с которым я согласна:
"Вокруг свечи давно сгустился мрак,
Рука зигзагом голову морочит...
Я спать уже хочу! Второй час ночи!
Поэт - это законченный дурак!"
Безрассудных иди дураков... а неплохая тема для новой зарисовки...
-
-
07.07.2008 в 17:43А вот то что уже тема для зарисовки появилась....
-
-
07.07.2008 в 18:36-
-
07.07.2008 в 22:16