А за кулисами Хайд и Джекилл пили виски на брудершафт...
У всех кто-нибудь есть.
Всегда. Везде. И понятно.
А есть, у кого их нет,
Иногда. Совершенно невнятно.
Есть к кому приходить на вино,
На беседу, на сильные руки.
Нет, теперь здесь уж нет никого,
Лишь идет человек одинокий.
Человек замирает во мгле,
Он надеется, люди услышат,
Как тоскливо и страшно душе,
Как вода льется на землю с крыши.
Он идет, не крича, ни молясь,
Но, наверное, он это умеет,
Но не плача, и уж не смеясь,
Просто ждет, когда сердце согреют.
Когда ляжет на руку ладонь,
Когда взгляд разобьет эту стену,
Когда затеярется боль,
Пробежав напоследок по венам.
Человек просто ждет никого.
Ведь никто здесь ему не поможет.
Человек просто ждет... просто ждет...
И мороз пробегает по коже...
Но надежда склонна выживать,
И вытягивать многие души.
Протянется рука, скинет грязь,
"Ну привет. Теперь станется лучше".
Всегда. Везде. И понятно.
А есть, у кого их нет,
Иногда. Совершенно невнятно.
Есть к кому приходить на вино,
На беседу, на сильные руки.
Нет, теперь здесь уж нет никого,
Лишь идет человек одинокий.
Человек замирает во мгле,
Он надеется, люди услышат,
Как тоскливо и страшно душе,
Как вода льется на землю с крыши.
Он идет, не крича, ни молясь,
Но, наверное, он это умеет,
Но не плача, и уж не смеясь,
Просто ждет, когда сердце согреют.
Когда ляжет на руку ладонь,
Когда взгляд разобьет эту стену,
Когда затеярется боль,
Пробежав напоследок по венам.
Человек просто ждет никого.
Ведь никто здесь ему не поможет.
Человек просто ждет... просто ждет...
И мороз пробегает по коже...
Но надежда склонна выживать,
И вытягивать многие души.
Протянется рука, скинет грязь,
"Ну привет. Теперь станется лучше".